КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
от 6 декабря 2018 г. N 3110-О
ОБ ОТКАЗЕ В ПРИНЯТИИ К РАССМОТРЕНИЮ ЖАЛОБЫ ГРАЖДАНИНА
АЛЕКСЕЕВА АНДРЕЯ ИВАНОВИЧА НА НАРУШЕНИЕ ЕГО
КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВ ЧАСТЬЮ ПЕРВОЙ СТАТЬИ 35
УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО
КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, А.И. Бойцова, Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, С.М. Казанцева, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, О.С. Хохряковой, В.Г. Ярославцева,
заслушав заключение судьи Ю.М. Данилова, проводившего на основании статьи 41 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" предварительное изучение жалобы гражданина А.И. Алексеева,
1. Гражданин А.И. Алексеев оспаривает конституционность части первой статьи 35 "Изменение территориальной подсудности уголовного дела" УПК Российской Федерации, согласно которой территориальная подсудность уголовного дела может быть изменена по ходатайству стороны - в случае удовлетворения в соответствии со статьей 65 данного Кодекса заявленного ею отвода всему составу соответствующего суда (пункт 1); по ходатайству стороны либо по инициативе председателя суда, в который поступило уголовное дело, - в случаях, если все судьи данного суда ранее принимали участие в производстве по рассматриваемому уголовному делу, что является основанием для их отвода в соответствии со статьей 63 данного Кодекса, либо если не все участники уголовного судопроизводства по данному уголовному делу проживают на территории, на которую распространяется юрисдикция данного суда, и все обвиняемые согласны на изменение территориальной подсудности данного уголовного дела (пункт 2).
Как следует из представленных материалов, уголовное дело в отношении А.И. Алексеева и других обвиняемых в совершении ряда преступлений 14 июля 2015 года поступило в Верховный Суд Республики Татарстан для рассмотрения по существу. Постановлением судьи этого суда от 2 сентября 2015 года, вынесенным по итогам предварительного слушания, дело было возвращено прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом. Кассационным определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 28 сентября 2016 года указанное постановление судьи Верховного Суда Республики Татарстан и последующие судебные постановления, вынесенные по этому вопросу, были изменены: вывод об отсутствии оснований для рассмотрения уголовного дела Верховным Судом Республики Татарстан и направлении дела по подсудности в Ново-Савиновский районный суда города Казани признан необоснованным.
После нового утверждения обвинительного заключения в стадии решения вопроса о направлении уголовного дела по подсудности заместитель Генерального прокурора Российской Федерации обратился в Верховный Суд Российской Федерации с ходатайством об изменении территориальной подсудности уголовного дела и передаче его для рассмотрения в Нижегородский областной суд, равный по уровню республиканскому суду, обосновывая свою позицию тем, что обвиняемые по данному уголовному делу занимали либо занимают высокие должности в системе органов Министерства внутренних дел Российской Федерации по Республике Татарстан и сохранили способность влиять на исход рассмотрения дела. Кроме того, решения республиканских судов разных инстанций, вынесенные на предыдущих этапах производства по этому и по другим делам в связи с уголовным преследованием обвиняемых, отменялись Верховным Судом Российской Федерации по представлению органов прокуратуры как необоснованные, в связи с чем имеются сомнения в объективном и беспристрастном рассмотрении данного уголовного дела судьями Верховного Суда Республики Татарстан.
Постановлением судьи Верховного Суда Российской Федерации от 23 марта 2018 года заявленное ходатайство удовлетворено, территориальная подсудность указанного дела изменена с направлением его на рассмотрение в Нижегородский областной суд. Определением Апелляционной коллегии Верховного Суда Российской Федерации от 24 мая 2018 года это постановление отменено ввиду нарушения права обвиняемых на защиту и дело направлено на новое рассмотрение в этот же суд, но в ином составе суда.
Постановлением другого судьи Верховного Суда Российской Федерации от 8 июня 2018 года, оставленным без изменения определением Апелляционной коллегии Верховного Суда Российской Федерации от 5 сентября 2018 года, ходатайство заместителя Генерального прокурора Российской Федерации вновь удовлетворено, дело передано для рассмотрения в Нижегородский областной суд. При этом учтены географическое положение названного областного суда, его штатная численность, техническая оснащенность, городская инфраструктура и транспортная доступность для участников процесса. В указанном постановлении Верховный Суд Российской Федерации отметил, что решение об изменении территориальной подсудности данного дела не свидетельствует о недобросовестности всех судей Верховного Суда Республики Татарстан, а лишь предусмотрительно позволяет исключить разумные сомнения по поводу внепроцессуального вмешательства в деятельность суда при отправлении правосудия.
По мнению А.И. Алексеева, часть первая статьи 35 УПК Российской Федерации по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой, позволяет изменять территориальную подсудность уголовного дела произвольно, основываясь лишь на субъективных критериях, без учета принципов беспристрастности и независимости судей, а потому не соответствует статьям 19 (часть 1), 46 (часть 1), 47 (часть 1), 55 (часть 3) и 120 (часть 1) Конституции Российской Федерации.
2. Конституционный Суд Российской Федерации, изучив представленные А.И. Алексеевым материалы, не находит оснований для принятия его жалобы к рассмотрению.
Согласно пункту 3 статьи 43 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" Конституционный Суд Российской Федерации принимает решение об отказе в принятии обращения к рассмотрению в случае, если по предмету обращения Конституционным Судом Российской Федерации ранее было вынесено постановление, сохраняющее свою силу.
Вопрос, поставленный А.И. Алексеевым, был разрешен Конституционным Судом Российской Федерации в Постановлении от 9 ноября 2018 года N 39-П, которым части первая, третья и четвертая статьи 35 УПК Российской Федерации были признаны не противоречащими Конституции Российской Федерации в той мере, в какой содержащиеся в них положения - по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего уголовно-процессуального регулирования и с учетом сложившейся правоприменительной практики - не исключают возможность изменения территориальной подсудности уголовного дела в случае, если на территории, подпадающей под юрисдикцию суда, в который поступило данное уголовное дело, сохраняющееся фактическое влияние обвиняемого или одного из нескольких обвиняемых (в том числе обусловленное его положением до начала производства по данному уголовному делу) на деятельность государственных и общественных институтов создает угрозу гарантиям объективного и беспристрастного правосудия; при наличии указанных обстоятельств, препятствующих рассмотрению уголовного дела судом, к подсудности которого оно отнесено законом, вопрос об изменении территориальной подсудности данного уголовного дела рассматривается по обращению Генерального прокурора Российской Федерации или его заместителя судьей Верховного Суда Российской Федерации в рамках состязательного судебного разбирательства при обеспечении его участникам гарантий справедливого правосудия, что предполагает при выборе суда, в который необходимо передать уголовное дело для рассмотрения, учет мнения сторон о наличии каких-либо препятствий к передаче дела в определенный суд и соблюдение принципа доступности правосудия (территориальная и транспортная доступность, технические возможности видеоконференц-связи, судебные издержки и др.); принятое в таком порядке решение об изменении территориальной подсудности уголовного дела может быть обжаловано или на него может быть принесено представление прокурора в установленном порядке.
Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 3 статьи 43 и частью первой статьи 79 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", Конституционный Суд Российской Федерации
1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Алексеева Андрея Ивановича, поскольку по предмету обращения Конституционным Судом Российской Федерации ранее было вынесено постановление, сохраняющее свою силу.
2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.
Конституционного Суда
Российской Федерации
В.Д.ЗОРЬКИН
СУДЬИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
К.В. АРАНОВСКОГО
Полагаю, что жалоба А.И. Алексеева дает повод к проверке конституционности части первой статьи 35 УПК Российской Федерации в том, как ее правила интерпретируют и применяют в отдельных случаях изменения территориальной подсудности. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 9 ноября 2018 года N 39-П многое предопределяет в решении проблемы их конституционности, но не исчерпывает ее хотя бы потому, что оно установило, по сути, временные условия изменения подсудности и тем самым обозначило в процессуальном законе недочет конституционно-правового значения. Исправлять его предстоит в законодательстве, и место это в уголовном процессе останется спорным, пока по нему не состоятся конституционно приемлемые законодательные решения.
Указанное Постановление означает, что действующему закону не хватает правил, позволяющих корректно менять подсудность по уголовным делам в тех случаях, когда сторона обвинения и высшие судебные инстанции считают, что сложная региональная обстановка угрожает независимости компетентного суда. Речь не о реальной угрозе личной безопасности участников разбирательства, их родственников и близких, - в этих случаях, согласно части 4 статьи 35 УПК Российской Федерации, Верховный Суд Российской Федерации вправе по ходатайству Генерального прокурора (заместителя) передать дело в окружной (флотский) военный суд по месту совершения преступления, предусмотренного статьями 208, 209, частями первой - третьей статьи 211, статьями 277 - 279 и 360 УК Российской Федерации, а защите в этом случае подлежат не столько беспристрастность суда, сколько сама жизнь и здоровье, достоинство участников судопроизводства, притом что изменение подсудности предусматривает сам закон, и ничто поэтому не вынуждает определять ее вопреки правилам.
Положения части 1 статьи 47 Конституции Российской Федерации гарантируют каждому рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом (законный суд). Форма закона, в которой изложены правила подсудности, имеет здесь императивное конституционное значение и тем самым исключает иную их форму: если нет закона, который допускает изменение подсудности, то и менять ее нельзя.
Подсудность вообще представляет собою тревожный вопрос, по которому нестандартные решения, исключения из правил невольно воспринимаются с подозрениями на беспорядок и на предвзятость. Недаром статья 36 УПК Российской Федерации запрещает судам спорить, во всяком случае между собой, о подсудности уголовных дел, т.е. тревожить публику разногласиями в этой тематике.
Когда отправление правосудия и впечатления о нем осложнены сомнениями, тем более небеспочвенными, это не опровергает доверия к суду, но заслуживает, может быть, уважения и не исключает уместных решений. Но то должны быть решения не вопреки Конституции Российской Федерации.
В конституционном строе нет ничего более уважительного, чем установления самой Конституции Российской Федерации начиная с признания человека, прав его и свобод высшей ценностью, и потому в России отклонение от буквально изложенных конституционных императивов нельзя оправдать ничем полезным или надлежащим, даже если весьма уважаемая юстиция на высоких инстанциях считает иначе. Так, если часть 3 статьи 32 Конституции Российской Федерации не позволяет избирать гражданам, содержащимся в местах лишения свободы по приговору суда, то голосовать им на выборах нельзя, даже если сам ЕСПЧ настаивает на этом их праве ввиду "телеологического" (целесообразного) толкования Конвенции в пользу "инклюзии" XXI века. Веские сомнения Верховного Суда Российской Федерации в объективности регионального суда даже при экстраординарных обстоятельствах не могут прерывать исполнения императивных конституционных условий, относящихся к праву на законный суд, и не могут заменить такой суд судом "надлежащим", поскольку этого права "никто не может быть лишен" в силу Конституции Российской Федерации (часть 1 статьи 47).
Больше того, допуская отдельные ограничения прав и свобод как раз по экстраординарным основаниям, статья 56 Конституции Российской Федерации исходит из того, что это не просто риски, угрозы или опасения, но обстоятельства чрезвычайного положения, которое введено на законных основаниях в законном порядке, притом что даже оно не позволяет устанавливать ограничения в том числе права, предусмотренного статьей 47 Конституции Российской Федерации. "Чрезвычайное" в коренной русской лексике - это и есть "экстраординарное", и в этом смысле сама конституционная словесность сопротивляется экстраординарным обоснованиям "надлежащего" суда, не позволяя предпочитать его суду законному даже для повышения его беспристрастности ввиду особенных каких-нибудь обстоятельств.
Законный суд беспристрастен и справедлив, и конституционный строй презюмирует это. Такая презумпция, как и другие, опровержима, но не в целом по судейству или по его группам, а лишь по отдельным случаям и такими способами, которые сам закон определяет с надлежащими на то основаниями, процедурами и последствиями. Закон предназначает к этому прежде всего отвод судьи, нескольких судей или даже всего состава суда, что предусмотрено, главным образом, статьями 61 - 65 УПК РФ и другими положениями Кодекса, которые прямо допускают, кроме отвода, целесообразные изменения подсудности, но с согласия обвиняемого, что исключает нарушение конституционного права на законный суд (часть 2 статьи 34; пункт "б" части 1 статьи 35). Закон допускает и смену территориальной подсудности, если вследствие отводов в суде не останется судей, которые могли бы на общих условиях образовать состав для рассмотрения уголовного дела. Такая смена подсудности прямо обусловлена исполнением закона, и ее не нужно оправдывать ad hoc необходимостью "надлежащего" суда, определяемого по целесообразному благоусмотрению.
Действующий процессуальный закон не позволяет ставить общим образом под сомнение непредвзятость и объективность целой группы судей публичного территориального образования, даже если кажется, что к этому расположено общественное мнение с вескими поводами. Мнение это заслуживает уважения, но не может помимо закона определять подсудность и судебные составы по уголовным, в частности, делам. К тому же общественное мнение о судебных событиях часто представлено беспокойными и подвижными настроениями, которые распространяет и делает влиятельными эффектная демонстрация в медийной подаче. Они выглядят иной раз внушительно, но на то и судейская независимость с ее гарантиями, чтобы судья следовал не чужим настроениям, а закону и совести. Уступчивость и повышенная чуткость к общественным взглядам ставят объективность суда под сомнение, и в этом свете изменение подсудности также нельзя хорошо обосновать чем бы то ни было, кроме надлежащего следования закону.
К тому же, "ручную" корректировку подсудности, предпринятую в логике сомнений, придется по сходным поводам либо логически продолжать, либо нелогично прервать, оставляя теперь уже место сомнениям в духе двойных стандартов. Скажем, в отличие от "невлиятельных" обвиняемых, сторона обвинения состоит в постоянном контакте с судом, а в логике сомнений это дает ей влияние на суд. Из этого, однако, не следует, что уголовные дела из одной местности нужно передавать в другую, где суд никого не знает из тех, кто расследовал дела и надзирал за следствием. Не меняют гражданскую, арбитражную и административную подсудность из-за давления на местное судейство, хотя в гражданских и административных спорах встречаются влиятельные властвующие истцы и ответчики, а цена процессуального результата очень порой высока. Но если не менять подсудность во всех беспокойно-сомнительных случаях и делать это лишь иногда, то инициативы по ее корректировке становятся слишком заметными, чтобы не быть подозрительными.
Между тем Конституция Российской Федерации системно отрицает сомнения в правосудии и поддерживает ту презумпцию, что законный суд справедлив в смысле его непредвзятости. Иное бы означало общее неверие в суд и, следовательно, отказ от правосудия, которое лишь судом и осуществляется согласно части 1 статьи 118 Конституции Российской Федерации. Это лишало бы смысла правовую государственность и отнимало перспективу исполнения конституционных установлений о запрете присвоения власти, в том числе судебной, о разделении властей при самостоятельности суда, как и о том, что правосудие обеспечивает и защищает права и свободы человека и гражданина, а судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону при состязательности и равноправии сторон, т.е. отрицало бы все, что следует из статей 1 (часть 1), 3 (часть 4), 10, 11 (часть 1), 18, 46 (части 1 и 2), 50, 52, 120 (часть 1) и 123 (часть 3) Конституции Российской Федерации, и сам конституционный строй до его основ.
Иначе говоря, презумпция способности законного суда к правосудию системно обеспечивает конституционный строй, который только тогда и возможен, когда граждане в целом не сомневаются, что утверждения, заключенные в этой презумпции, большей частью верны и отклонения не могут их в этом поколебать. Такая уверенность встроена в поведение вменяемых, этически зрелых людей, которым чувство права со здравым смыслом позволяют верно себя поставить в правопорядке и вести себя в нем согласованно с другими его участниками. Они вернее сойдутся именно на исполнении правил, а не на том, что кажется наилучшим и надлежащим сверх закона. Гражданский мир и согласие, вера в добро и справедливость, с которыми народ России, судя по Преамбуле, принял Конституцию Российской Федерации, не обязывают граждан к морально-политическому единению в примирении, скажем, с "бессмертными идеями коммунизма" и к соучастию в прочих идеалах доброй воли в борьбе за все хорошее. Но гражданскому миру необходимо, чтобы граждане в решающей части держались правил, признавали собственность и договор, не причиняли вреда и верили в законный суд по канонам честной состязательности. С тем и возможно гражданское согласие среди людей, если им не мешают в нем оставаться буйное законодательство и целесообразность, готовая помимо правил все по-своему устроить надлежащим образом.
Участие в конституционном правопорядке пусть и не обязывает каждого верить лично каждому судье, но непременно предполагает, что граждане и власти, в общем, не отрицают силу закона, судебной присяги и не ведут себя вопреки базовым этим презумпциям. Суд больше всех ими связан, и если их не поддерживать, то справедливое правосудие нужно оставить в ряду фантазий, а если все же его допустить, то и законный суд придется принять с доверием, которое сделает неуместными изъятия из правил подсудности.
Доверие к законному суду опирается не только на поведение граждан и властей, но и на гарантии, которые имеют свою стоимость. Они напрасно обременяли бы граждан, если те бы, в итоге, не имели суда, готового справиться без опеки с издержками местного непроцессуального давления.
Конституция Российской Федерации обеспечивает независимость судей, кроме прочего, тем, что устанавливает их несменяемость и сама определяет порядок назначения федеральных судей (статья 121, части 1 и 2 статьи 128). Их назначают высшие институты федеральной власти, что само по себе уже содействует независимости от региональных властей и прочих видов местного влияния. По регионам федеральных судей назначает Президент Российской Федерации, и если предположить среди них неверность присяге с готовностью поддаться давлению целыми сообществами, то в самой системе их назначения пришлось бы видеть длящуюся системную ошибку. Но в Верховном Суде Российской Федерации, вероятно, так не считают.
Если думать, что независимость судей, несмотря на все гарантии, нужно беречь от резонансных дел, когда на местах ей грозят непосильные испытания, то независимость эта выглядела бы слишком хрупкой, чтобы на нее уверенно полагаться. Между тем независимость не слагается лишь из внешней защиты и хороших условий, которыми обеспечен судья со всех сторон. Если бы правосудие состояло лишь из гарантий, его несложно было бы устроить как ведомственную функцию, едва ли, впрочем, независимую. Однако в таком его понимании упущены долг и ответственность, которые, собственно, и делают судью самостоятельным. Независимого суда не бывает без независимой личности судьи, который свой долг исполнит, как правило, даже в сложной региональной ситуации и не позволит влиятельной помощи определять со стороны судебные сценарии и решения.
Оберегать и корректировать правосудие вручную по особым ситуациям рискованно для репутации именно суда, а не только уголовного дела. Сама возможность и демонстрация вмешательства могут приучить участников судопроизводства и всех, кто видит в действии судебную власть, к тому, что она не вполне самостоятельна. В этом образе суду непременно припишут сочувствие какому-нибудь интересу.
Изначальное сомнение, посеянное ввиду изменения законной подсудности среди участников дела и публики, вредит не меньше, чем риск пристрастного судебного акта. Но если судебное постановление вышестоящая инстанция может потом законно исправить как судебную ошибку, то недоверие, возбужденное "нестандартной" подсудностью, даже ей уже не отменить.
Изменение подсудности даже по инициативе самой Генеральной прокуратуры дает поводы сомневаться в суде, который определил не закон, а усмотрение пусть даже высоких судебных инстанций. В "надлежащем" суде нетипичной подсудности найдут и додумают предвзятость, даже если нечем ее доказать. У таких сомнений свой повод, но разуверяют они не меньше, чем вероятное давление на местный суд со стороны влиятельных обвиняемых или их окружения. Новая подсудность тогда ничем не лучшее прежней, ибо, пресекая одни сомнения, она тут же омрачает правосудие недоверием к специально отобранному суду, который с теми же шансами покажется "ненадлежащим", а к тому же еще и спорным в части его законности и соблюдения прав подсудимых.
В предстоящих законодательных решениях, возможно, станет ясно, что действующие правила подсудности можно просто строго соблюдать как они есть, обдумать меры дополнительной защиты правосудия в случаях, когда высок риск давления на суд. Тогда и Генеральной прокуратуре не нужны были бы спорные инициативы и она с подчиненными ей прокурорами инициировала бы правоохранительные меры, оперативные мероприятия в защиту правосудия, координируя их во взаимодействии с судами.
Изложенное, полагаю, не позволяет считать вполне завершенной проверку конституционности части первой статьи 35 УПК Российской Федерации в ее истолковании и применении с неожиданными изменениями законной подсудности и оставляет открытым вопрос об их правомерности.
------------------------------------------------------------------